успокоиться и не обосраться
Утром 2 января, так и не успев вдоволь хлебнуть шампанского, Золушка превратилась в тыкву. Горячую такую сладкую тыковку с температурой под сорок. И с пустым холодильником, конечно. И с клубами пыли по углам. По этой уважительной причине Золушка пропустила, кстати, все возможные балы, коих было в Москве в это время до жопы, да все с заезжими принцами, вот незадача.
Во время этой внезапной, непродолжительной, но яркой, как новогодний салют на Красной площади, болезни, меня посетило совсем непраздничное чувство одиночества. Верные друзья, конечно, привезли мне кучу лекарств, я теперь могу открыть аптеку в наших казармах. Но в остальном - ты сам, сам, сам. Ты абсолютно сам лежишь в постели, с которой не можешь встать, и тебе просто страшно - ну сто лет так не болел, бред, ломота, и ничего не помогает, и, что страшнее - никто не помогает. В голову лезут такие совсем негламурные мысли, например - при какой там температуре окочуриваются? Сорок? Сорок один? Сколько градусов нам осталось, детка? Да ладно, от гриппа же не умирают, чо ты, в самом деле.
Но ты адын, савсэм адын. Когда рядом есть кто-то, просто рядом, от этого уже падает температура, без всяких антибиотиков.
У меня такого раньше не случалось никогда. И конечно, я никогда этого не хотела (а кто хочет?), но я сама это выбрала, это правда. Обижаться не на кого, да и пустое это.
Но кто-то там наверху очень любит меня, потому что посылает в такие моменты тех, от кого уж точно никак помощи не ждала. Это здорово учит быть благодарной.
Сейчас мне лучше, и у меня даже есть рождественский бокал просекко, и целая сковородка макарон. И я снова чувствую, что мир - колыбель, и я у Бога - любимая дочка, и я улыбаюсь.
Как бы больно и страшно ни было, волхвы уже несут тебе свои дары, даже если и кажется, что они немного подзадержались в пути.
Во время этой внезапной, непродолжительной, но яркой, как новогодний салют на Красной площади, болезни, меня посетило совсем непраздничное чувство одиночества. Верные друзья, конечно, привезли мне кучу лекарств, я теперь могу открыть аптеку в наших казармах. Но в остальном - ты сам, сам, сам. Ты абсолютно сам лежишь в постели, с которой не можешь встать, и тебе просто страшно - ну сто лет так не болел, бред, ломота, и ничего не помогает, и, что страшнее - никто не помогает. В голову лезут такие совсем негламурные мысли, например - при какой там температуре окочуриваются? Сорок? Сорок один? Сколько градусов нам осталось, детка? Да ладно, от гриппа же не умирают, чо ты, в самом деле.
Но ты адын, савсэм адын. Когда рядом есть кто-то, просто рядом, от этого уже падает температура, без всяких антибиотиков.
У меня такого раньше не случалось никогда. И конечно, я никогда этого не хотела (а кто хочет?), но я сама это выбрала, это правда. Обижаться не на кого, да и пустое это.
Но кто-то там наверху очень любит меня, потому что посылает в такие моменты тех, от кого уж точно никак помощи не ждала. Это здорово учит быть благодарной.
Сейчас мне лучше, и у меня даже есть рождественский бокал просекко, и целая сковородка макарон. И я снова чувствую, что мир - колыбель, и я у Бога - любимая дочка, и я улыбаюсь.
Как бы больно и страшно ни было, волхвы уже несут тебе свои дары, даже если и кажется, что они немного подзадержались в пути.